Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн - Страница 144

144

Допустим, наслушавшись–наговорившись, я во сне уже почувствовал себя вновь офицером и капитаном, тогда как ротный — всего лишь второй лейтенант. «А что, было бы забавно цыкнуть на него построже и поставить по стойке смирно», — усмехнулся я. Такая маленькая, полудетская, компактная месть. Ни к чему не обязывающая, как фига в кармане…

Впрочем, все может быть еще проще. Та спиртосодержащая жидкость, которую Кривой вчера вечером выменял у ракетчиков на трофейную мелочь и притащил в ППК в пластиковом бурдюке, была с добавками какой–нибудь отравляющей дряни. «Ничего, ничего, дрянь проверенная, ракетчики пьют да нахваливают!» — уговаривал нас Кривой.

Долго уговаривать ему не пришлось. Сама жидкость — неопределенно–бурого цвета и неприятно–острого запаха — на приличное пойло никак не тянула, было в ней что–то от навозной жижи, подгазированной для полноты вкуса, вспоминал я с понятным внутренним содроганием. Сегодня. А вчера, наоборот, то, что пьют да нахваливают, казалось весомым плюсом. Несгибаемым аргументом.

Вкус, надо сказать, омерзительный… Но — пилось… А на крайний случай всегда есть старик «ФАПС», лучший друг воинов на заслуженном отдыхе. Единственное — не нажраться до такой степени, чтоб забыть его принять перед сном.

Я — не забыл. Поэтому смог разлепить глаза.

Хорошо посидели, называется. Компи, Игла, Пастырь с его обычным: «И Христос не брезговал полной чарой, и нам не велел!», кокетка Лиса, громила Рослый, еще мальчики–девочки… Все были, если вспомнить, даже неторопливый Пентюх. Практически весь второй взвод слетелся в наш купол, как вороны на свежую кровь. И что делать взводному командиру? Разумеется, я был просто обязан возглавить и повести по нужному руслу распитие ракетной жидкости.

«Выпьем, братцы, за окончание войны! За тех, кто выжил на высадках! За тех, кто остался лежать!»

Вчера эти слова казались важными, нужными и единственно правильными. Благо, бурдюк представлялся восхитительно безразмерным, а вечер — затерявшимся во времени и пространстве…

* * *

— Скажи, Кир, ты сам–то веришь, что все закончилось? — спросила вчера Игла.

— Не знаю. Не особенно. Верю, наверное. Но как–то не до конца… А почему не верить? — ответил я.

Подумал, что спектр ответа уж слишком широк. Эта ширина охвата мне самому понравилась. Прошу прощения за выражение — плюрализм!

В куполе еще вовсю пили, а мы с ней вывалились подышать из прокуренного помещения.

Я тут же опять закурил. Пустил дым в темное, ночное небо. Странно, пока шла война, разницы между ночью и днем почти не было. Осветительные ракеты постоянно сменяли одна другую над горизонтом, заливая все мертвенно–бледным светом, оставляющим резкие, графические тени. Сейчас больше нет таких теней. В небе снова появились звезды. И две небольшие луны Казачка смотрят сверху, как два немигающих совиных глаза.

А я и забыл, что у Казачка две луны. Или — не знал никогда, не обращал внимания…

Вокруг было тихо. Непривычно тихо и сонно. На первый взгляд войсковой лагерь спал. Отмечаю — на первый взгляд. Некий скрытый гул, подпольное ночное брожение все–таки присутствовало среди куполов, чувствовал я. Офицеры периодически пытаются наводить порядок после отбоя, только это занятие безнадежное. Не один Кривой такой умный, чтобы разжиться «горючкой» у ракетчиков.

Это еще ничего, еще в рамках, вот первые дни что творилось…

Игла перехватила у меня сигарету и крепко затянулась, по–мужски пряча окурок в щепоти. Ночной свет сглаживал ее уродство, маскируя лицо, но до конца замаскировать все–таки не мог. «Зато глаза у нее хорошие — яркие и блестящие, очень выразительные глаза!» — в мыслях подчеркнул я. Как будто был в чем–то виноват перед ней.

Я виноват перед ней, она — еще перед кем–то, тот — еще… Вообще мы живем в крайне виноватое время. А кто виноват во всем сразу?

Не спросить ли у Пастыря, пока тот окончательно не надрался и не начал проповедовать слово божье нечленораздельным мычанием?

— Уже надумал, что будешь делать после дембеля, командир?

— Нет, конечно. Раньше не думал, потому что казалось глупо. А сейчас — просто ничего не приходит в голову, — честно ответил я. — А ты как?

— Я тоже… думаю. Может, вернусь на Хатангу. Только вот не знаю, возьмут ли меня опять в секретари управляющего… Она усмехнулась. Совсем невесело.

— А ты сама–то хочешь?

— Не знаю… Я не знаю, чего я хочу… Знаю одно — воевать я больше не хочу. Это точно.

— Слушай, Игла, ты все время говоришь — секретарь, секретарь… — начал я, чтобы сменить тему. — Давно хотел спросить, как тебя в секретарши–то занесло? Да еще в серьезную корпорацию, где фейс–контроль на уровне младшего клининга?

— Имеешь в виду — личико, талию, ноги от ушей, грудь впереди, а все остальное — сзади?

— Что–то вроде…

— А у моего шефа жена была ревнивая, — охотно объяснила Игла. — Как раз из бывших секретарш со всеми модельными параметрами. И с грудью домиком, и с попой мячиком, и с опытом половых отношений без отрыва от клавиатуры. Шеф, кстати, тот еще кобель… Вот она и настояла, чтоб он взял именно меня. Так и сказала ему: «Именно о такой секретарше, дорогой, я для тебя и мечтала!» — передразнила Игла с характерными присюсюкиваниями, как это она умела. — А мне — улыбайтесь, милочка, улыбайтесь почаще! И, считайте, рабочее место всегда за вами!

— А он?

— Без удовольствия. Особенно первое время. Бурчал вроде бы про себя, что аренда дрессированного крокодила обошлась бы фирме гораздо дешевле…

144