Молодая ведь девчонка, и умная, и веселая, и хороший товарищ, а глянешь на нее — сразу множественные ассоциации с сериалами о злодеях–генетиках и жертвах клонирования. Я знаю, она родилась и выросла на рудниках планеты Хатанга, там многие рождаются с отклонениями. Почему — неизвестно. Медики до сих пор разводят руками — все в порядке, мол, никаких видимых причин, никаких аномалий в экосфере не зафиксировано. Может, врут, а может, просто не знают, что фиксировать. Эта инопланетная экология во многом до сих пор тайна за семью печатями…
— Командир, а командир? — не отставала она.
— Ну, чего тебе еще?
— Ты меня трахнешь, наконец? Или девушка так и будет сохнуть во цвете лет?
Что удивительно, она ничуть не смущалась обсуждения своей, мягко говоря, своеобразной внешности. Наоборот, словно бы поощряла к этому. Сама вызывала на подобные разговоры, ковыряя и ковыряя собственный внешний вид, как незаживающую болячку.
Кто поймет этих женщин? А женщины, выполняющие мужскую работу, тем более загадочные существа.
— Трахнуть, говоришь… Наконец, говоришь… — Я сделал вид, что задумался. — Во цвете лет — это, конечно, довод. Только вот не знаю, как бы решиться… Уж больно ты, мать, страшна, не приведи господи, в безлунную ночь на узкой дороге… Только если уж совсем подопрет, тогда — не знаю…
— Умеешь ты, командир, сказать девушке приятное, — хихикнула наша душераздирающая красавица.
— Да и ты, вижу, мастерица головы кружить, — отговорился я.
Меня она доставала особенно часто, этакие кисло–сладкие шуточки, подколочки и подхихикиванья про любовь до гроба. Настолько часто, что уже не поймешь, где в каждой шутке кончается доля шутки. Слишком много внимания. «Влюбилась, что ли?» — думал я иногда. Вот только этого мне не хватало! Жалко ее, она хорошая, а хорошему человеку отказывать в такой малости, как любовь до гроба и верность практически до утра…
Тем временем взводный коллектив подхватил тему отношения полов со всем энтузиазмом застоявшегося солдатского кобелизма. Профессор, гнусно посмеиваясь, распинался, что не может до такой степени подпереть мужика, чтоб с Иглой — в папу–маму того–сего. Кривой неожиданно взялся отстаивать галантную точку зрения, рассуждая, что когда сперма от напряжения вскипает — и на ведьму полезешь, и хоть на Иглу. Остальные шумно сочувствовали обоим мнениям, сопели, пыхтели и пускали слюни.
Потом в разговор снова вмешалась Игла и томно поблагодарила Вадика за то, что поставил ее прелести сразу за ведьмой, а не после чертовой бабушки или, допустим, гигантского клешнястого скорпиона с планеты Сахара. При такой высокой оценке все–таки остается надежда на личную жизнь, потому что на каждую ведьму найдется свой леший, водяной или просто сучок замшелый. «Пусть и не такой замшелый, как сучки здесь присутствующих!» — подытожила она. Чем вызвала новый взрыв хохота и сальных шуточек.
Я же говорил — она умная! Женщине с внешностью монстра нелегко выживать без развитого чувства юмора.
— Да тихо вы, черти богохульные! Кончайте шуметь, надоели! Дайте хоть напоследок в тишине помолиться! — рыкнул Пастырь.
На этот раз все замолчали. Может, потому, что капсула вроде бы дернулась…
Нет, показалось…
Замечание Пастыря в общем и целом вполне справедливо. Не слишком геройское — в смысле напоследок, — но не лишено правды жизни. Если батареи планетарной защиты Казачка работают хорошо (а когда они у казаков работали плохо?), то плановая убыль при прохождении через атмосферу составит 20–30 % живой силы и техники. Помню из офицерских учебников по тактике десантирования — эти оптимистичные проценты потерь в штабах списываются сразу, еще до начала наземных боевых действий.
На технику мне, в общем, плевать, она все равно казенная. Пусть у адмиралов–генералов голова болит, как лучше сохранить матчасть, чтобы потом побольше украсть при списании по нормам полевых операций. Но выступать в роли живой силы приходится самому, а это уже совсем другая сторона медали, я бы добавил — прямо противоположная… Знать, что каждый третий–четвертый из батальона достигнет планеты только в виде молекул, которые неторопливо осядут на почву под воздействием гравитации, — не способствует и не вдохновляет.
Почувствовав, что капсула остается неподвижна, солдаты опять оживились.
— Разговорчики! — снова подал голос ротный Градник. — Взводный–2, почему у тебя посторонние разговорчики перед атакой?!
Это уже камешек в мой огород.
— Вот и я думаю, почему у меня разговорчики? — искренне ответил я.
Похоже, моя искренность его не порадовала. В ответ послышались звуки, похожие на сдавленное кудахтанье рассвирепевшей курицы.
Ну да, разговорчики…
А что он предпочел бы — импульсно–разделяющуюся боеголовку под задницу?
* * *
В учебниках по тактике об этом ни слова, но больше всего космодесантники ненавидят именно процесс десантирования. Унизительное ощущение — болтаться в капсуле модуля, как то самое в проруби, и гадать на досуге — попадет ли в тебя ракета, зенитный снаряд или первым заглянет на огонек «утюга» дальнобойный лазерный луч? В любом бою — тоже потери, тоже стреляют, убивают, жгут, распыляют и дезинтегрируют, зато при этом остается некое ощущение свободы воли, когда ты сам стреляешь, жжешь, распыляешь и дезинтегрируешь в отместку. Нет, в бою куда легче — броня несет, сканеры считывают местность, а упреждающие сигналы на дисплее шлема услужливо подсказывают, что вот сейчас, через секунду–две, тебя долбанет со всей дури боезаряда. Молись, солдатская душа, и готовься отбыть на попутной взрывной волне в направлении райских казарм. Если, конечно, ты еще не разуверился в божественном главнокомандовании после трех с лишним лет межпланетной войны, в которой есть все, кроме здравого смысла…